Валуев В.А.

ValuyevVA@bsu.bashedu.ru

// Башкирский орнитологический вестник. 2006.  № 3. С. 10-13.

При выборе решения в незнакомой ситуации, в которой человек никогда не бывал, он использует интуицию. Причём, интуитивные ответы двух человек на один и тот же вопрос могут быть противоположными. Человечество не одну сотню лет пытается узнать – какова природа интуиции, и что она собой представляет. Попробуем и мы внести свою лепту в раскрытие этой тайны.

Прежде всего, попытаемся ответить на следующие вопросы.
1. Является ли интуиция постоянным инструментом для познания окружающей среды как такие чувства, как зрение, слух, осязание, обоняние? Или она возникает спонтанно, и является не инструментом в нашем «инструментальном ящике», а, скорее всего, палкой, случайно встреченной в нужный момент.
2. Является ли интуиция надёжным определительным инструментом как вышеперечисленные органы чувств? Всегда ли она правильно определяет действительность, и можем ли мы полагаться на неё при принятии важных решений?
Применительно к человеку мы, отвечая на первый вопрос, можем определённо сказать, что интуиция не является инструментом в познании окружающей нас обстановки. Её можно сравнить с гнилой палкой, случайно оказавшейся на дороге, которая может нам помочь отогнать бросившуюся на нас собаку, если мы поднимем эту палку, и в то же время может ударить находящегося с нами товарища, если от резкого взмаха палка переломится. Иными словами, никогда нельзя знать, правильно ли подсказывает интуиция или нет. На второй вопрос можно сказать однозначно, что ни один здравомыслящий человек в важных решениях не будет руководствоваться одной интуицией. Но всё-таки он будет прислушиваться к ней. Так что же такое интуиция…? Мы снова попадаем в замкнутый круг. По-видимому, разорвать его можно, обернув свой взор на животных.

Наблюдения за взаимоотношениями птиц разных семейств показали, что даже встретившись в первый раз, они безошибочно оценивают ситуацию. Например, стайка домашних гусей была выпущена из вольеры, где она содержалась, во внешний двор, на котором постоянно находилась стайка петухов. И те, и другие были одного – пятимесячного – возраста, воспитывались без родителей и других взрослых птиц. Гуси двигались не колонной, вразброс. Но вожаку петухов понадобилась меньше минуты, чтобы вычислить вожака гусиной стаи. Он налетел на него, прогнал несколько десятков метров и конфликтов больше не возникало. Стайки стали ходить вместе, гуси по большей части следовали за петухами. Мы стали свидетелями доказательства, что, в частности у птиц, есть чувство, кроме вышеперечисленных, позволяющее конкретно оценивать окружающую обстановку. Могут возразить, – это были домашние животные… Мы поставили опыт с дикими.

В чердачное помещение дома был выпущен ястреб-тетеревятник. В 40 км от этого места были отловлены на чердачных помещениях домов сизые голуби. Первый выпущенный голубь тут же резко спланировал вниз и побежал прятаться. Пришлось его ловить, чтобы посадить на видное место. Голубь был до того напуган, что его удалось поймать руками. Надо сказать, что при ловле голубей на чердачных помещениях сталкиваешься с той трудностью, что птицы сразу же бросаются к окнам. После нескольких раз его подкидывания, голубь всё же уселся на подоконник. Ястреб, сидевший на нижней балке чердачного перекрытия, кинулся на добычу, но безуспешно. После каждой его попытки нам приходилось вытаскивать голубя из различных щелей как вверху, так и внизу чердака. Хотя голубь и не очень боится людей, но ловить его руками нам никогда не случалось. А этот бегал от нас как коростель, но не взлетал. Мы достали второго. Но и тот повёл себя как первый. Впечатление было такое, что голубь видел, или слышал тетеревятника, поэтому у него такое поведение. После очередного броска, тот сел в полутора метрах от ястреба. Потянулись долгие секунды ожидания. Усталый хищник не нападал, а голубь не двигался. Через несколько секунд голубь встряхнулся и … пошёл прямо на ястреба. Пройдя полметра, он спокойно развернулся и пошёл обратно. Эта ситуация повторялось несколько раз. Голубь прохаживался то по направлению к ястребу, то от него, всего в метре от хищника, смотревшего на него. По всему было видно, что голубь не замечал сидевшего открыто тетеревятника. В этот раз ястреб поймал голубя, загнав под стол, где не было щели, чтобы спрятаться жертве. Привезённый третий голубь удивил нас ещё больше. Он вообще не собирался летать. Подброшенный в воздух, он в то же мгновение резко менял траекторию и забивался под стрехи крыши, или камнем падал вниз, залезая под балки. Когда мы вытаскивали его, он бегал с криком по щелям, увёртываясь от наших рук, оставляя в них свои перья, но ничто не могло заставить его вспорхнуть. Четвёртый голубь не был исключением.
Так же, приблизительно, вели себя тетерева (Сушкин, 1897) при приближении сапсана. К сожалению, местность происходившего была не достаточно подробно описана, и поэтому мы не знаем, видели ли тетерева сокола.
В нашем опыте голуби, не видя хищника, чувствовали его с первой же минуты. Надо сказать, что выскользнувшие при поимке голуби (на чердаке другого здания) принимались усердно летать по чердачному помещению и поймать их вдвоём, даже с помощью сачков, было уже невозможно.

При анализе нашего опыта выяснилось, что: 1) голубь не видит сидящего хищника даже с 0,5 м; 2) голубь не слышит биение его сердца и его дыхания; 3) голубь не чует ястреба. То есть ни зрение, ни слух, ни обоняние не подсказывали птицам, что рядом таится опасность.

Хочется привести следующий уникальный пример. Однажды, охотясь в горах Урала, мы с другом заблудились. После того, как три раза вышли на одно и то же место, решили разделиться и разведать местность в разных направлениях. Сняв рюкзаки, мы разошлись. Со мной была пегая гончая. Для не охотников кратко поясним: охотничья собака на охоте, тем более гончая, всегда бегает кругами вокруг идущего хозяина. В любом случае, не она выбирает направление. Пройдя какое-то расстояние я заметил, что Гайда постоянно выбегает из чащи и, не подходя, а только посмотрев мне в глаза, убегает по тому же направлению, откуда прибежала. Причём не подходила ко мне, сколько раз я её не подзывал. Я уже шёл (как мне тогда думалось) обратно к оставленным рюкзакам, как понял, что опять заблудился. Местность была незнакомой. Здесь я не проходил. И когда я в очередной раз посмотрел в глаза своей собаки, снова выбежавшей из чащи, у меня мелькнула мысль, что она, может быть, зовёт меня за собой. Я пошёл за ней. Как только она исчезала из виду, я останавливался, и ждал, когда она появится. Так она довела меня до оставленных нами рюкзаков. И только тогда подошла ко мне. Вопрос возникает сам собой. Как собака узнала, что я иду обратно? Как она догадалась, что я заблудился, прежде чем я сам это понял? Ведь я не знал этого, поэтому никакие отрицательные эмоции, никакие волны, или что там ещё бывает, из меня не исходили. Есть лишь одно объяснение данной ситуации. Существует информационное поле, в котором витают мысли каждого живого существа. И животные могут улавливать мысли любых других представителей фауны планеты.

Анализируя вышесказанное, можно утверждать следующее.
1. У животных есть конкретное чувство, такое же, как зрение, слух, обоняние и осязание, помогающее им оценивать ситуацию в окружающей среде.
2. В спокойном состоянии оно является координирующем в пространстве чувством.
3. При опасности оно подавляет другие чувства, буквально блокируя их.
4. Мысли человека и животных одинаковы по своей природе, и могут читаться обеими сторонами.
5. Если существуют такие способности, то существует и орган, отвечающий за их развитие. И задача человека – обнаружить его.

Литература:

Сушкин П.П. Птицы Уфимской губернии // Материалы к познанию фауны и флоры Рос. имп. Отд. зоол., 1897. Вып. 4. 331 с.